Это может показаться удивительным, но факт остаётся фактом: в годы Великой Отечественной войны некоторые советские лётчики летали на самолётах – подарках, поступивших из – за границы. Так, американский киноактёр Рэд Скельтон прислал защитникам Ленинграда свой подарок – бомбардировщик “Бостон А-20Ж”. Машину, приобретённую на деньги актёра, и его личное письмо передали балтийскому лётчику Петру Стрелецкому.
Петра Фёдоровича не смутило, что все надписи на приборах, инструкция и, конечно, письмо были на английском языке. Ещё в лётном училище он довольно основательно занимался английским и теперь мог вполне обойтись без переводчика. Прежде всего он, конечно, прочёл белую надпись на носу самолёта – “Всё сделаем”.
Уже потом Стрелецкий узнал, что это любимая фраза американского актёра.
П. Ф. Стрелецкий у самолёта “Бостон А-20Ж” – подарка Рэда Скелтона
Что же касается советского лётчика, то он воспринял эти слова в самом прямом смысле. Надо думать, Рэд Скелтон не сомневался в том, что его подарок будет передан в надёжные руки. Именно поэтому письмо его заканчивалось так: “Желаю Вам счастья и удачи, успешно бить врага, хотя я знаю – не мне Вам говорить, как надо бить врага”.
Но что сказал бы Скелтон, узнав, как сражался на его самолёте русский лётчик !
Для этого нет надобности рассказывать о многих боевых вылетах Петра Фёдоровича Стрелецкого. Достаточно остановиться на подробностях только одного полета 27 Февраля 1944 года. Правда, о нём одном можно рассказывать больше, чем о других 100.
Балтийцы, всегда активно участвовавшие в боевых операциях Ленинградского фронта, помогали теснить врага и памятной зимой 1944 года. Помогали не только ударами по войскам противника. Каждое потопленное в море немецкое судно ослабляло силу сопротивления врага. В тот день лётчик 1-го Гвардейского минно – торпедного полка Гвардии капитан Стрелецкий и штурман Гвардии капитан Афанасьев западнее порта Вентспилс с высоты 40 метров и дистанции 500 метров атаковали вражеский транспорт “Монт Паскал”, шедший без охранения. Ударили корабельные зенитки, но Стрелецкий шёл на сближение. Борта судна лишь чуть возвышались над водой – так основательно он был нагружён. Разве можно упустить такую цель !
Самолёт уже находился на боевом курсе, когда Стрелецкий почувствовал сильную боль в левой ноге. Он старался не думать о ране, надо было точно выдержать боевой курс. Самое незначительное отклонение – и торпеда пройдёт мимо…
И, как на грех, все прицельные приспособления на американском самолёте были сосредоточены у лётчика. Расчёт угла прицеливания и дистанции, с которой надо бросать торпеду, да и само сбрасывание – всё это должен был делать пилот. Что касается штурмана, то на американском самолёте его обязанности ограничивались прокладкой маршрута, ведением детальной ориентировки и фотографированием результатов удара по цели. В случае нападения истребителей противника штурман вёл огонь из пулемёта.
Хуже было другое – штурман и стрелок – радист сидели в задней кабине, отделённой от кабины лётчика бензиновым баком и бомбовыми люками. Товарищи даже не видели Стрелецкого, не знали, что с ним. Единственное, что их связывало с командиром экипажа, зто переговорное устройство.
Стиснув зубы, лётчик повёл самолёт в атаку. Как только взорвалась торпеда, горящее вражеское судно начало уходить под воду…
Придерживая штурвал правой рукой, левой лётчик ощупал ногу. В меховом сапоге было мокро от крови. Стрелецкий чувствовал, что зацепило крепко. Как жаль, что штурман Николай Афанасьев в другой кабине ! Будь он рядом – перевязал бы рану, помог пилотировать машину.
Штурман, встревоженный тем, что самолёт то теряет высоту, то неожиданно взмывает, уже несколько раз допытывался:
– Что с тобой, Петро ?
Лётчик отмалчивался. Да и что он мог ответить ? Сказать правду ? Как тогда почувствуют себя штурман и стрелок, у которых нет никакой возможности помочь командиру ? Зачем расстраивать их…
Стрелецкий отстегнул от планшета длинный ремешок и стянул им перебитую ногу. Так хотя бы кровь не хлестала из раны.
Штурман Афанасьев почувствовал недоброе. Он как можно прямее проложил курс и снова спросил:
– Что случилось, Петро ?
Они были близкими товарищами и даже в полёте называли друг друга по имени.
– Ты слышишь, Петро ? – настойчиво переспросил Николай.
– Слышу, – глуховатым голосом ответил лётчик – Я ранен.
Штурман попытался узнать подробности. В ответ услышал:
– Потом…
Афанасьев понял, что лётчику трудно говорить. И уже сам, не спрашивая у командира разрешения, продиктовал старшему сержанту Трусову радиограмму: “Задание выполнил, имею на борту раненого”.
Стрелецкий не знал об этом. Не знал, что на аэродроме уже стоит наготове санитарная машина, что люди с тревогой смотрят на небо, прислушиваются.
– Петро, как ты там ? – с тревогой спросил штурман.
Стрелецкий разжал пересохшие губы.
– Ничего, тяну…
Лететь оставалось самое малое пару часов. Боль усиливалась, и, чтобы хоть немного отделаться от неё, Стрелецкий старался думать о чём – нибудь постороннем. Вспомнил, как отец, вытаскивая однажды иглой занозу из пальца Петра, приговаривал: “Ты думай, сынок, про другое, тогда и болеть меньше будет”.
Это было очень давно. Отец – высокий, статный, с большими усами – казался тогда самым сильным. А может, и не казался. В Криничном все
читали Фёдора Стрелецкого геройским человеком. В Первую Мировую войну храбро дрался с немцами и вернулся домой с 12-ю ранами. В детстве Петр думал, что именно потому отца выбрали сначала председателем Криничненского сельсовета, потом председателем колхоза имени Ленина.
Стрелецкого знобило, по телу ползли мурашки. Что – то похожее на это он испытал ещё мальчишкой, слушая рассказ матери о том, как её избивали в 1918 году. Почти сразу же после рождения сына отец ушёл из села. Приближались белополяки, и он вступил в отряд красных партизан. Враги требовали, чтобы Мария Стрелецкая сказала, где её муж и остальные партизаны. Она молчала. Её били, но она так ничего и не сказала.
Потом в село пришли петлюровцы. И опять жену красного партизана Фёдора Стрелецкого допрашивали, опять били, а она молчала…
Где теперь мать ? Отец воюет, это Пётр знал точно. Давно уже невоеннообязанный, он всё – таки настоял, чтобы его взяли в армию. Написал сыну, что к 12 старым ранам прибавились ещё две.
В шлемофоне послышался голос штурмана:
– Скоро будем дома.
Увидев полоску аэродрома, Стрелецкий решил идти на посадку с ходу, не делая положенного круга. Но, чтобы нацелить машину точно на прямоугольник посадочной полосы, всё равно надо было довернуть и, как на грех, влево. Лётчик сдвинулся вниз, чтобы помочь раненой ноге всей тяжестью тела. От этого боль стала просто нестерпимой.
Посадочная полоса стремительно бросилась под колёса торпедоносца. Теперь оставалось одно – притормозить, чтобы самолёт не вынесло на аэродром. Ткнувшись колёсами в снег, он перевернётся, скапотирует. Притормаживая, надо точно выдерживать направление, чтобы мчащуюся на большой скорости машину не занесло. Если это случится, то самолёт завалится набок.
Лётчик двигал педалями, а боль росла, и что – то острое вонзалось в ногу всё глубже и глубже…
Когда открыли кабину, Стрелецкий не двигался. Он потерял сознание. Весь пол кабины был красным от крови.
Более 4 часов Николай Афанасьев и Иван Трусов не отходили от дверей операционной. Наконец вышел врач. Штурман и стрелок – радист вскочили.
– Что с ним ? – встревоженно спросил штурман.
– Если говорить по – нашему, – ответил врач, – то у него слепое ранение с нарушением целостности всех костей левого коленного сустава и бедренной кости. Отсутствуют верхние 7 сантиметров малой берцовой кости и треть коленного сустава. Выколото 3 сантиметра бедренной кости. А проще говоря – длина раны 32 сантиметра.
– И он с этой раной вёл самолёт 2 часа 26 минут ! – сказал штурман.
Доктор покачал головой:
– Удивительный человек. Ногу мы постараемся сохранить, а вот за то, что он вернётся в строй, ручаться трудно.
В строй Пётр Фёдорович Стрелецкий всё же вернулся. И вернулся с “Золотой Звездой” Героя. Указ застал его в госпитале. А после госпиталя Стрелецкий прослужил ещё 13 лет. Гвардии Капитан стал Гвардии Полковником.
Демобилизовался он в 1957 году. Живя под Москвой, работал инженером на машиностроительном заводе. Ленинград и ленинградцев не забывал. Особенно хирурга Фёдора Марковича Дановича и медицинскую сестру Анну Ивановну Юрзину. Часто передавал им приветы. Он ведь был обязан им многим.
И ещё одну ленинградку не забывал Пётр Фёдорович – Анастасию Соловьёву. Это её кровь переливали раненому лётчику: 6 раз по 250 граммов ! После войны Пётр Фёдорович хотел разыскать её, поблагодарить, но не нашёл. Ведь кроме имени и фамилии Стрелецкий ничего не знал.
Лёжа в госпитале, он думал, что надо будет послать письмо Рэду Скелтону. Да так и не собрался. А жаль, пусть бы узнал Скелтон подробности хотя бы одного боевого вылета, совершённого советским лётчиком на американском самолёте.
Прочитав этот короткий рассказ о подвиге балтийского летчика и взглянув затем на помещённую здесь фотографию, всякий спросит: “Так кто же из двоих людей Стрелецкий ?”
Отвечаю: Пётр Фёдорович Стрелецкий – справа. Рядом – штурман Николай Фёдорович Афанасьев. Эта фотография сделана 12 Декабря 1943 года возле самолёта, подаренного американским киноактёром. Однако это не единственный повод, чтобы поместить здесь снимок друзей. Афанасьев – тоже Герой Советского Союза.
Штурман считал, что в победе, одержанной 27 Февраля, его заслуги нет. Но именно он вывел самолёт точно в район цели. И он же проложил наикратчайший маршрут к аэродрому. Это очень помогло раненому лётчику.
Впрочем, если уж говорить о заслугах штурмана Афанасьева, то действительно следовало бы рассказать о другом – о том, как при любой, даже самой ненастной, погоде он бомбил железнодорожные составы на станциях Тосно, Чудово, Мга, Гатчина. Ещё осенью 1942 года торпедировал канонерскую лодку врага.
За 3 вылета – 5, 17 и 18 Октября 1943 года, – несмотря на сильный заградительный огонь зениток, Афанасьев потопил 3 вражеских транспорта. А в дни боёв за освобождение Ленинграда от блокады Афанасьев бомбил узлы обороны врага. Он один из героев знаменитой ночи с 16 на 17 Января 1944 года. В эту ночь он 5 раз выводил самолёт на опорный пункт немцев в Ропше, 5 раз наносил меткие удары.
Небо полыхало от зенитных разрывов, его полосовали лучи прожекторов, а внизу была непроглядная тьма. И всё – таки Афанасьев точно находил цели. Одна из бомб – 250-килограммовая фугаска – попала в командный пункт врага.
В общем, Стрелецкий и Афанасьев хорошо дополняли друг друга в боях. И не случайно Золотой Звездой они были награждены в один день – 31 Мая 1944 года. Так что старый снимок, сделанный по случаю вручения экипажу подарка американского киноактёра, оказался очень кстати.
